– Миша, по новому альбому я вижу, что в принципе все основные функции выполнил ты: автор музыки и текста, аранжировка и исполнение, звукорежиссер – все это Михаил Борзыкин. Скажи, пожалуйста, это можно назвать “частным альбомом”?
– Ну, собственно, шесть лет я занимался тем, что осваивал всяческие компьютерные технологии и, так сказать, матерел в этом деле. Многие альбомы группы ТЕЛЕВИЗОР писались в основном мной. Вот этот уже совсем полностью.
– Ну, а эти шесть-семь лет – это какая-то изоляция, уход куда-то, это поиск самого себя? Почему ты изолировался?
– Я, собственно говоря, не изолировался. Это скорее время изолировалось от меня. Мне с какого-то времени перестало нравиться то, что происходит, стало неинтересно добиваться этих высот, на которые все зарятся. Дело в том, что я имел какой-то опыт, чего-то хлебнул в смысле славы. Поэтому захотелось поработать для себя. И к сожалению, этот путь к славе становился все более циничным и все более грязным. Вся эта трансформация общественного сознания настолько меня удручила, что я остался в стороне. Ну, плюс женитьба, но это не основное – я продолжал спокойно работать над альбомом. Просто я не стал измерять свое время временем общественным, то есть это не мой поезд, он идет не туда. Я двигаюсь, как двигался. Написано много песен, иногда я играю в сольном варианте – это другие песни. В общем, жизнь продолжается, никаких уныний не происходило и депрессий-то в общем не было. Просто есть вещи, когда знаешь как и где нужно прогнуться, чтобы пролезть, но уже не хочется. Ну, бывают такие периоды...
– Я думаю, что это правильные периоды – у каждого свой поезд, и главное, чтобы в этом поезде всегда хватало свободных мест. А места – это, наверное, с одной стороны – публика, поклонники, те люди, которые так или иначе погружены в то, что ты делаешь, а с другой стороны – это свободные места для тех, кто может стать таковым. Я предлагаю напомнить, что сегодня у тебя будет – назовем новомодным словом – презентация этого альбома.
– Да, это будет концерт в клубе “Орландина”. В общем, в Москве уже прошла презентация альбома в клубе “16 тонн”...
– “Наше радио” вообще очень много сложило по этому поводу информации.
– Ну такая, достаточно пышная была пресс-конференция. Тут этого всего не будет, будет просто концертик такой домашний. Кстати этот клуб открыт той фирмой “Караван-рекордз”, которая и выпустила альбом. У нас с ними сотрудничество – они выпустили предыдущие шесть альбомов и собираются выпускать еще. В общем, такое наладилось взаимопонимание.
– Сейчас многие люди упрекают шоу-бизнес, что это некая индустрия, которая не выявляет таланты, а это – некий продукт массового распада. То есть надо признать, что нечего петь лелеянные по отношению к народу... Это совершенно конкретный воспитуемый объект, который воспитывается в ту или иную сторону – как тебе это надо: если хочешь задать идеологию – пожалуйста, задай; если тебе надо задать какую-то идею – пожалуйста, задай; нужно задать какое-либо модное направление – пожалуйста, задай. И в результате “пипл хавает”, как сказал в свое время Богдан Титомир, то есть чем проще ритм, чем проще мелодия, чем проще текст, тем воспринимается он более “на ура”. На твой взгляд, коснулось ли это рока? Насколько рок сегодня является объектом шоу-бизнеса? И то, чем ты занимаешься, как может сочетаться с шоу-бизнесом?
– Начнем с последнего – я как-то себя не особо там вижу и не пытаюсь себя сочетать...
– Я тебя перебью, прости. Выпуск этого альбома – это есть шоу-бизнес; то, что мы сейчас с тобой общаемся (да, мы достаточно давно знаем друг друга), но это тоже – элемент шоу-бизнеса. Надо признать, что завтрашняя, уже сегодняшняя презентация в клубе – это тоже элемент шоу-бизнеса, продажа дисков – это шоу-бизнес, интервью, материалы на “Нашем радио” – это тоже шоу-бизнес. Все равно есть эта индустрия раскрутки, популяризации, и это естественно. Почему надо стесняться шоу-бизнеса?
– Ты просто расширил понятие, для меня шоу-бизнес – это узкая какая-то сфера, которая занимается исключительно поп-культурой. А против того, что ты говоришь, у меня никаких возражений-то нету. Просто то, что является успешным, то есть эта накипь, которая постоянно мозолит глаза по телевидению, она какая-то неестественная. Мы вступили в эпоху полного безраздельного властвования средств массовой информации, когда можно сделать из любого имя и достаточно часто его ротировать. Но, видимо, это так и должно быть и связано с усилением электронного давления средств массовой информации на мозги человеческие. Трудно этому что-то противопоставить. Наверное, нужны какие-то катаклизмы, чтобы нам как-то стряхнуть это. Существуют проявления, которые совершенно неприемлемы, особенно в российском шоу-бизнесе. А против всего шоу-бизнеса выступать никто и не собирается. Тоже самое и с рок-музыкантами: появился термин “рокопопс” с легкой руки МУМИЙ ТРОЛЛЯ. И действительно это рокопопс, там от рока практически ничего не осталось, то есть понятие “искренность”... – ну вот о чем петь. Хочется спросить: “Что сказать-то хотел, парень? Что струны дергал, голос рвал, позы принимал героические? Что сказать хотел?”, хочется внятности. А внятности нет, и более того, сознательно диктуется сейчас мода на фэнтезийное восприятие жизни, которое очень удобно для того, чтобы манипулировать народным сознанием.
– Позволь с тобой не согласиться. Все-таки существует ведь ассоциативное понимание. Вот Вячеслав Бутусов поет “Системная любовь”; никто не понимает, что такое системная любовь, тем не менее какие-то образы каждый человек для себя рисует. Можно идти дальше: Сальвадор Дали, Малевич со своим “Квадратом” – все-таки это тоже определенный образ. Ты же не скажешь Малевичу: “Слушай, старик, а что ты хотел сказать-то своим квадратом?” Или “Что там за девочка на шаре? Почему она на шаре?”
– Нет, но действительно существует тонкая грань между шарлатанством и искусством, и в постмодернизме это настолько тонко... Вот Малевичу я, может быть, и задал бы этот вопрос. Это концепция впереди произведения: сначала это было раскручено как некий новый взгляд, а потом стало гениальным произведением.
– Малевич – это тоже шоу-бизнес, получается?
– Конечно, судя по тому, как это было сделано тогда: группа людей рекламировала свою новизну в этом во всем. То есть, существует, скажем, Борис Борисыч, к которому я очень уважительно отношусь, – он делает это талантливо, красиво, действительно там и появляется какой-то образный ряд. Я думаю, что это вопрос искусности каждого конкретного творца. А то, что происходит сейчас, – это как раз нарочитое использование самого художественного приема, при полном отсутствии какого-либо бережного отношения к образу, к слову. Я к ним предъявляю уже какие-то требования. “Зря ты думаешь о смерти, я хочу найти письмо в пустом конверте и прочесть тебе” – вот не лезет в меня эта фраза, она вся за уши притянута.
– Вот все-таки то, что происходит вокруг нас – это в общем-то и есть продукт массового распада. Скажи пожалуйста, а вот есть, в твоем понимании, какая-то в жизни перспектива? И вообще, о чем должны говорить средства массовой информации? Ведь каждый что-то черпает для себя, одни – какую-то бульварную хронику, другие – информацию, третьи – видео, музыкальные программы. О чем должна говорить индустрия масс-медиа?
– Тут нет никаких у меня рецептов – пускай говорят о чем угодно, важно, чтобы сквозь это клеймом не просвечивало желание представителей средств массовой информации любой ценой заработать как можно больше денег. Эта наша всероссийская жадность приводит к тому, что мы имеем кучу недоделанных продуктов в кинематографе и так далее. Все время не успеваем. В результате этот сыряк лезет со всех сторон. Как вот я в свое время относился к некоторым группам с непониманием: если это дело твоей души, если ты действительно хочешь с этим жить, тебе это все нравится, так делай его ответственно, до конца. Если у тебя текст хороший, почему бы к нему хорошо не записать музыку, или просто не сыграть хотя бы более-менее этот текст, чего зачастую не происходило у многих музыкантов. Вот здесь, наверное, такая же ситуация, как мне кажется: соответствие нужно найти формы и содержания, гармонию – надо их как-то уравновесить. А то у нас форма вырвалась вперед – век этикеток, век наклеек, лейблов, – а содержание еле поспевает.
– Хотелось бы вернуться к делам прошлым, делам давно забытых дней – Ленинградский рок-клуб, затем Петербургский рок-клуб. Как ты думаешь, есть перспектива сегодня у рок-клубовского движения? Я знаю, что сейчас собираются к 300-летию города сделать новый рок-фестиваль на каком-то совершенно новом уровне, собрать всех старичков и молодежь и слиться в таком едином порыве. Насколько эта идея по-твоему возможна, и насколько это нужно вообще?
– Я не сторонник ностальгических этих всхлипываний по поводу прошлого, Питерского рок-клуба. Вообще, можно сказать, что нет каких-то компонентов в музыкальной культуре, скажем, в молодежной, которые должны быть, как они присутствуют в любой цивилизованной стране. Есть публика, например, у группы ТЕЛЕВИЗОР. При этом нас нигде не показывают, и, в общем, мы особо не выпячиваемся. И есть масса коллективов, у которых есть своя публика. Эта публика настолько находится отрешенной от средств массовой информации... Я не говорю про артистов, артисты – они переживут. В этом смысле – собрать всех действительно талантливых, которые спокойны, не раздвигают локтями, подножек никому не ставят, не лезут на этот Олимп, не пытаются залезть в радиоформат... Вот таких людей собрать вместе и что-то просто показать, и собрать их публику вместе – это хорошее дело, мне кажется. А вот пытаться всех... Акция такая-то, туда приглашаются, допустим, форматные группы, которые исполняют радиохиты, и соответственную публику... Как сказал Ник Рок-н-ролл – я прочитал в статье Шевчука, – мертвые чебурашки, которые готовы до скончания века поднимать козу вверх и петь “Поплачь о нем, пока он живой”. И эти же люди ходят на разные концерты – это совсем другая публика. А вот те, которые сидят по домам и слушают музыку, которые уже боятся даже ходить на концерты: во-первых, это дорого, во-вторых, это не происходит с должным уровнем, с должным звуком и светом. Вот этих людей... Они выброшены за борт, к сожалению, зачастую они плохо заканчивают. А это, ну во многих случаях, не побоюсь этого слова – действительно совесть нации. Не та телевизионная совесть нации, которая у нас присутствует, а те, которые не стали распихивать локтями, не стали воровать, быковать, – как-то в загоне находятся сейчас. А они продолжают слушать музыку, интересуются этим всем. Нет для них ниши социальной.
– Позволь мне опять чуть-чуть с тобой поспорить. Дело в том, что все-таки артист – это определенные амбиции, артист должен быть известен, он должен донести зрителям, слушателям свою музыку, свои произведения. Это совершенно естественно, нормально. Почему ты считаешь, что амбиции, которые присутствуют у артиста, – это плохо? Почему берем какие-то крайние случаи: “распихивание локтями” и так далее? Почему не может быть нормального ровного ритмичного движения кверху и определенного успеха? Ведь пассивная позиция – она тоже рождает кучу различных комплексов невостребованности, не..., не..., не... При этом в общем-то хорошие произведения просто погибают.
– Нет, я вообще, наверное, не об этом говорил. Дело в том, что это люди – сами по себе активные, у них работает мозг, не работают локти. И я не говорю обо всех артистах. Амбиция – великая вещь, согласен. Но можно, например, чувствовать себя счастливым, записывая дома альбом и разговаривая только с избранным кругом людей, с которыми есть о чем поговорить. А можно быть счастливым только тогда, когда стоишь перед миллионом на сцене. Вопрос счастья – очень относительный, и амбиции – тоже относительны. Допустим, существуют люди, которые делают электронную какую-то музыку, и они здесь никому не нужны. При этом они занимают третьи – первые места в Англии, скажем. Это такой тонкий вопрос, и действительно нужна амбиция, я просто говорю о способах – я знаю подноготную, как это все получается, – и очень часто это не происходит тем самым естественным путем, о котором ты говоришь. Я – за, конечно, наглость молодая должна пробивать себе... Но происходит это не за счет наглости. Сразу, изначально прогибают, продюсеры так поставили сейчас. Я не говорю вообще обо всех, я не обобщаю. Я говорю, что это тенденция, и она очень печальна. Об этом знают многие артисты, и молодые питерские музыканты сейчас, например, жалуются, что им приходится работать в стиле МУМИЙ ТРОЛЛЬ. Иначе их не будут крутить в Москве. Ну, это безобразие, когда от такого разнообразия, которое было в рок-клубе, мы пришли к стилю МУМИЙ ТРОЛЛЬ. Ну, нельзя так. Или МУМИЙ ТРОЛЛЬ, либо ЗЕМФИРА... И одна фирма всего в России, которая раскручивает это все, – это “Real Records”. Остальные не помогают молодежи никак.
– Ну, а “Наше радио”?
– Я про него и говорю. “Наше радио” и “Real Records” – у них МУМИЙ ТРОЛЛЬ и ЗЕМФИРА. И остальные должны быть в какой-то степени похожи на этих двух. И, если ты внимательно посмотришь, они действительно похожи. И ребята сидят, мучаются... У них хорошие свои песни, но они мучаются, чтобы придумать, угодить, наконец, этому формату. И угождают. Этот подход, мне кажется, не приемлем, потому что первичными должны быть все-таки амбиция плюс искреннее творчество.
– Мне бы хотелось показать альбом, его обложку: посмотрите, как он выглядит. И вы увидите двух девушек, таких фурий, которые, можно сказать прямо, ласкают друг друга на достаточно заброшенном побережье, и обратите внимание на их ноги: эти вот ступни... Я как увидел, сразу же сказал Мише, что всегда считал, что у них там вот так все и есть. Это что такое все-таки? Такое вот видение женщин у тебя?
– Обложку сделал Алексей Рацен, наш перкуссионист, и, в общем, мне понравилось, что это так подошло. Путь к успеху – это наше такое маленькое предложение ироничное, в стиле брошюрок Карнеги “Как добиться успеха”. Вот наш вариант. Там есть песня, в которой призыв достаточно прямой: надо стать женщиной.
– Скажи, пожалуйста, какая-то эротическая фантазия неким образом присутствует в этом альбоме? Во-первых, эти две очаровательные леди, которых мы видим. Ну, что уж там сказать – сказать нечего. Второе, надо показать этот альбом с другой стороны: если вы внимательно посмотрите, вы разберете здесь, скажем так, нижнюю часть одинокой девушки. Это некая эротика в твоей жизни дает такие фантазии? Все-таки холостой парень. Или, может быть, что-то другое?
– Да я бы сказал – это социальная эротика, социально-общественно-политическая эротика, которая с нами вступает в контакт, и мы крепчаем. Вообще, может быть, это некая фокусировка на одном из аспектов современной жизни: во многом жизнь стала более женственной. И мужчина должен эту женщину, эту гибкость в себе развить, чтобы выживать в современном мире. Страсть к потреблению должен в себе развить – она тоже, мне кажется, в большей степени женская такая черта, когда она уже вообще превращается в бесконечный шоппинг. То, что происходит в музыкальной культуре, меня так или иначе волнует, потому что этот маятник находится в крайнем правом положении, а он должен все-таки вращаться. Сейчас мы находимся в этой юнисексовой зоне, которая, надеюсь, скоро закончится, и пожинаем плоды. А этот юнисекс – он и в политике, он во всем. Я решил это распространить. Вот эта женственность – в смысле прогибания, умения выждать ситуацию, где-то схитрить – она такая, может быть, не всегда романтичная. Это необходимо для женщины, как для существа, я прекрасно понимаю, потому что ей, собственно говоря, растить потомство. Но когда мужчина в себе это воспитывает и всячески еще этим гордится... Толерантность, например. Что-то я в последнее время устал быть толерантным. Я могу выслушивать любые точки зрения, но бесконечно соглашаться, как это везде сейчас принято, мне как-то уже надоело.
– Но вот все-таки, если бы просто эта часть лобка женского читалась на этом альбоме, на этой обложке, было бы понятно. Но здесь же конкретная стрелка этой девушке между ног, и на этой стрелке написано “Путь к успеху”, то есть название альбома. Это какая-то игра слов, или ты действительно считаешь, что для женщины путь к успеху лежит как раз именно через этот путь, не побоюсь этого слова – половой путь?
– Нет, конечно, так однозначно было бы вульгарно утверждать. Речь идет о том, что вообще мир все время с нами имеет: Земля имеет свойство укатывать, прижимать к себе своим притяжением идиотским; желудок, кровоснабжение, все эти кости, мясо – это же все тяжело! В этом смысле Земля – тоже женщина. А космос, если романтизировать мужское начало – это романтическое, это воздушное... Это, конечно, очень грубый подход, очень схематичный. Но в данном случае, конечно, не орган имеется в виду. Это ироничный такой указатель. Если хочешь сейчас быть успешным, грубо говоря, нужна самокастрация, просто самокастрация.
– Скажи, пожалуйста, а вот политика как-то занимает тебя, ты следишь за тем, что происходит? Или это вне зоны твоего внимания?
– Нет, касается, конечно. Самоограничиваться не получается, поэтому я так или иначе пропускаю через себя все это, приходится.
– Вот много сейчас в прессе говорят о таком явлении, как соединение русской православной церкви и государства. Ну, естественно, формально мы – светское государство, и РПЦ не имеет к государству никакого отношения, но, тем не менее, прослеживаются какие-то тенденции, и эти тенденции очевидны: когда церковь может позволить себе выступления и заявления по тем или иным вопросам, касаемым государственной жизни, международных отношений, или каких-то других факторов, которые, в общем-то, находятся вне ее зоны прямого действия. С другой стороны, мы видим то, что многие храмы сегодня уже переданы церкви, многие передаются и так далее. Ни для кого не секрет, какие определенные льготы – и налоговые, и прочие – имелись и до сих пор имеются. Естественно, по этим льготам может быть (ну, так пишет пресса, во всяком случае) идут и сигареты, и алкоголь, давая возможность богатеть. И, наверное, это с одной стороны правильно, с другой стороны это достаточно бесконтрольно, поскольку находится в том чреве, куда не допускаются ни журналисты, ни какие-то СМИ, ни, естественно, счетная палата. То есть, есть какая-то в государстве зона, которая живет абсолютно своей жизнью, неважно – какая зона, это все равно юридическое лицо, которое выполняет свои функции и влияет, абсолютно точно влияет на жизнь государства с одной стороны, а с другой стороны, безусловно, влияет на ум, души людей. И, безусловно, здесь нельзя путать это юридическое лицо – РПЦ – и саму религию, саму веру, как таковую, поскольку вера, понятно, идет от бога. А представитель, который предлагает нам вариант интерпретации этой веры, является, в общем-то, юридическим лицом с налогообложением или без такового, с руководителями, директорами, пусть они и называются немножко по-другому. Вот это соединение чувствуешь ты, и какие твои мысли по этому поводу? Насколько мы долго протянем как светское государство, возможно ли давление РПЦ на государство и, естественно, насколько это все важно и актуально в многонациональной стране, где находятся и сплелись в одну не одна, не две, не три религии – хотя бы на примере Петербурга, где представлены все основные религии?
– Я не вижу таких страшных перспектив, что касается возможности окончания светского государства, могильщиком которого будет РПЦ. Я думаю, что они наоборот – надежда и опора, и инструмент, я бы так сказал, оболванивания масс. В этом аспекте мне не нравится эта истерия православная, которая на всех уровнях, к сожалению, сейчас достаточно лаконично проводится, в том числе и государственными руководителями. Они присутствуют, они везде фиксируют себя, что вот – мы все вместе. Я понимаю, что для управления такой страной нужна какая-то национальная общность, в том числе и религиозная, но опять перебор, как всегда. В этом проблема, и она достаточно легко решаемая. Но сейчас очевидно, что это стало такой откровенной кормушкой – само православие. Я со своей колокольни – с музыкантской – вижу, что происходит: это тот пропуск в лучшую жизнь, которым сейчас машут на каждом углу наши артисты. Опять же, эта спекуляция вопросами любви к людям, любви к ближнему, любви к христианству... Оно – очень, по-моему, эпатажная вещь.
– Я согласен с тобой, но все-таки надо разделять: наверное, не сама религия является эпатажной, а является эпатажной та форма представления ее, которая происходит среди тех же простых смертных. Ни для кого не секрет, что русская православная церковь во времена Сталина появилась тоже не просто так: она была создана по указанию и решению соответствующих партийных кругов, и те люди, которые представляли церковь, были членами партии. Может быть, просто это есть определенный цинизм общества, который сегодня существует и который предлагается обществу, это и есть та сфера жизни, которая с одной стороны – святая, но она с точно таким же успехом переходит в русло цинизма? Что стоит один небезызвестный собор, построенный в Москве как бы на народные пожертвования. Наверное, все-таки существует какая-то грань: если человеку светскому (при всей мерзости фактора цинизма) это в общем-то простительно, то цинизм человека, который представляет круги религиозные, является определенным наместником господа на земле, в том или ином чине или иерархе, кажется не просто кощунственным, а безумно страшным.
– Я абсолютно согласен. Вот это, может, к разговору о форме – то, о чем я говорил ранее... Храм – это этикетка. Вообще – век этикеток. То есть, никто не заботится о содержании (ну, это я так, грубо, конечно). Эти вещи должны идти вместе, рука об руку. Вот сейчас – век втюхивания этикеток. И христианство, православная церковь – это такое предприятие, которое занимается разработкой своего лейбла, бренда. Ну, и достаточно успешно, да еще и с поддержкой государства. Мы много знаем организаций, которые на этом сколотили себе состояния и, в общем, превратились в бандитские крыши. Еще не хватало нам иметь РПЦ как бандитскую крышу.
– Миша, скажи, пожалуйста, многое, что происходит вокруг нас – а это действительно очень много: войны, конфликты, терроризм, разного рода социальная несправедливость и, как следствие, социальная ненависть, религиозные распри, национальные распри, какие-то клановые разборки, – создает некое ощущение нестабильности общества. Приходит тебе такое ощущение? Не кажется, что мир занят какой-то совершенно полной чушью, ерундой, что по сути люди живут на свете для совершенно конкретных целей? Человек, собственно, за свою жизнь должен ответить на два вопроса: откуда он пришел и куда он уйдет. Мне кажется, что все здравомыслящее человечество должно пытаться получить ответы на эти вопросы. А люди других специальностей, в том числе музыканты, государственные служащие, должны помогать получить ответ на этот вопрос тем людям, которые этим занимаются, – может быть, каким-то специалистам, духовникам, ученым. Скажи, что ты по этому поводу думаешь?
– Утопическую картинку ты в конце нарисовал такую. Как это обычно в советские времена: а кто работать будет, если все будут помогать? Я считаю, что действительно сейчас времена, где отчетливо проявилось то, что человечество выбрало себе бога – это бог денег. Деньги из средства превратились в цель. Вот это – самая опасная тенденция. Поэтому и не происходит той духовной работы, которая могла бы происходить, то есть, конечно, она в людях происходит, а на социальном уровне ее нет. Жалко, обидно. Поэтому появляются Бен Ладены – как ответ. Я не оправдываю терроризм, но я понимаю, что равновесие должно быть нарушено. И мы встали на эту грань благодаря тому, что мы склонились перед этим богом денег. Такое ощущение, что человечеству нужна какая-то встряска, причем всемирного масштаба.
– Близнецов оказалось мало? Ведь эта трагедия, которая произошла 11 сентября, положила колоссальный новый виток насилия. Казалось бы, здесь надо задуматься на самом деле. Откуда это все? Почему? Причина? Ведь мы столкнулись со следствием. А причины были определены словом “терроризм”, которое, в общем-то, ничего не определяет. А после этого начались войны. Вот сейчас, например, Израиль и Палестина. Это совершенно конкретное проявление именно того взрыва 11 сентября. Понятно, что это давно, понятно, что никогда эти территории не поделить, понятно, что, вероятно, в свое время при образовании государства Израиль была заложена мина и ошибка, выбрав именно эти территории. Но из этой ситуации не выйти. Чем больше силы, тем больше противодействие. Всех арабов не перебить, я не знаю, понимают ли это евреи. В любом случае, метод, который предложен, ни к чему не приведет.
– Я тоже рассчитывал, что эта встряска с небоскребами нас как-то всех успокоит и как-то умиротворит. Но не происходит – значит мало, такое ощущение, что мало. Американцы в эйфории от собственных побед находятся. У нас тоже якобы идет борьба с преступностью. Вот опять какое-то преобладание формы над содержанием. Мир потерял в этом смысле гармонию, потому что разрыв слов с делами настолько усугубился... Вот, у нас там прогресс, в стране все улучшается – выходишь на улицу и видишь, извините меня, английское слово “sratch”. Форма и содержание, такие простые вещи. Настолько приоритет формы над содержанием... Может, конечно, печально все это закончиться.
– Миша, а может, ничего и сделать невозможно?
– Я считаю, что каждый человек должен сам с собой что-то сделать, – у меня есть на эту тему песни, типа “Уходи один”. И он и должен, собственно, этим заниматься. Я не мыслю себя оракулом, провидцем и мессией. Себя бы переделать – вот в чем задача. А что касается человечества... Дай бог, когда-нибудь, может быть...
– “Бабу-бабуины” – такое категоричное отношение к эмансипированным только женщинам, к настоящим-то все же?..
– Ну, что вы, Алексей!
– Миша, есть ли в твоей жизни сейчас женщина, которая занимает достойное место?
– К сожалению, тут похвастаться нечем. Видимо, достойные места уже разобраны мной самим, собою любимым. Сейчас весна, опять предвкушения, но без романтических иллюзий. Но радость общения всегда приветствую.
– Наверное, женщинам тоже посвящены какие-то произведения, не только бабуинам?
– “Ты на пути в Чикаго” – это был период таких страданий романтических. Много написано было, были даже очень хвалебные произведения, которые нравятся моей маме, – например, “Белый лебедь”, – которые были очень лестными для женщин. В общем, иллюзии хороши тогда, когда они развеиваются.
– Часто приходилось ощущать это развеивание иллюзий?
– Может быть, этот стаж семилетний трудовой – женитьбы – меня закалил во многих отношениях. Я теперь, по прошествии нескольких лет, начал понимать, что происходила такая медленная сдача позиций. Я этого не замечал, естественно, и бил себя кулаком: “Идеальная пара, все в восторге, все довольны, любовь до гроба”. Но, по сути дела, происходили какие-то процессы, не всегда позитивные. Укатывание самой формой социального общежития “брак” – это вещь неизбежная. Я думаю, что мало кто от этого умудряется уклоняться. Потом приводятся аргументы, естественно уже запоздало, что “я так хочу, поэтому я выбрал”. А на самом деле – процесс такой лавинообразный, и, в общем, я сейчас понимаю, что к концу супружеской жизни я поглупел значительно. Был такой период – совершаются поступки, которые сейчас непонятны. Вроде мировоззрения не менял, а поступки совершал какие-то совсем уж не свои. Смешно все, а опыт есть.
– “Быть бы” – тоже чувствуется под какими-то впечатлениями?
– Я просто всегда соглашался внутренне с булгаковскими словами о том, что человек получит то место, которое он построил себе сам на земле. Песня тоже – письмо в вечность в этом смысле. Поэтому желание быть чем-то таким, типа лунного света, периодически нападает.
– Наверное, дальше тоже какой-то путь? Дальше тоже что-то будет? Новый альбом уже просматривается, и это концертное выступление... Или снова будет на какой-то период времени остановка?
– Во-первых, по поводу остановки: все эти шесть лет мы играли концерты. Просто остановка была с точки зрения освещения средствами массовой информации. Мы туда не лезли настырно, а там сейчас собралась большая куча людей гораздо более энергичных в смысле “self promotion” – “self-promoted people”. Это стиль поведения, который мне очень не близок, – быкование бесконечное, самораздувание. Поэтому концерты были, составы менялись, делались разные аранжировки, ездили по стране – все это было, не в таком масштабе, может, как раньше, но никто не умирал, никто не замыкался. А что касается будущего... Кое-что мне нравится в христианстве, в частности, “живите сегодняшним днем”. Простая, казалось бы, вещь, а это значит – не надо строить планы. То есть расписывать свой мозг и свою жизнь на кучу мелких микроцелей и микрозадач – мне кажется, не самое достойное применение для этого, в общем-то, чудесного изобретения. Поэтому я старюсь не ввязывать себя в колею, не загонять себя в планы. Будет – хорошо, не будет – тоже хорошо. Потому что самодостаточность – это то, к чему можно идти всю жизнь. Человек должен быть счастлив. Это я говорил себе, когда был школьником: “Хочу быть счастлив”. А счастье – это сейчас. К этому состоянию можно идти всю жизнь, и это основной план.