SvobodaNews.ru, 2 июня 2006
|
В конце 1980-х годов ленинградская рок-группа ТЕЛЕВИЗОР всерьез конкурировала с АЛИСОЙ или НАУТИЛУСОМ ПОМПИЛИУСОМ. И вдруг она снова выступает, уже не в Лужниках, а в маленьком зале Центрального дома художников – факт, который есть, по сути, ожившая история. У колыбели ленинградского рок-клуба, как известно, стоял генерал Олег Калугин, а вот отходную этому воспитательному учреждению пропел в мае 1986-го Михаил Борзыкин со своей группой ТЕЛЕВИЗОР. Он демонстративно исполнил на официальном рок-клубовском фестивале “незалитованные”, то есть не прошедшие цензуру песни, – в этих песнях он навсегда запечатлел, что представлял собою этот самый рок-клуб, где “каскадеры на панели играют в Запад”. Драка за билеты, полно народу. Кто за кем и кто угодно. Поэты, писатели, чиновники, торговцы И просто обыватели в поисках попса. В общем, мертвая среда – живые организмы. И тусовка как высшая форма жизни. Авангард на коленях, скупые меценаты И снова унижение, как зарплата. Но мы идем, идем все вместе С теми, кто просто ворует песни, С теми, кто днем дежурит на Невском, А вечером слушает наши песни. Борзыкин становится, пожалуй, самым радикальным из лидеров нашей несостоявшейся рок-революции. Он водил молодежь демонстрацией на Смольный задолго до того, как имена Анпилова с Новодворской стали что-то говорить российскому обывателю. Помню, как на всесоюзном фестивале в Подольске возле пульта разыгрывалось нечто вроде греческих рисунков на вазе: “Бой троянцев с ахейцами за оружие Патрокла”. Ахейцы с красными книжками выключали электричество на песне ТЕЛЕВИЗОРА “Твой папа – фашист”, а мы включали обратно. Но и среди своих Борзыкин вызывал противоречивые чувства. Музыканты, которые “демократически” голосовали в рок-клубе за запрет на выступления ТЕЛЕВИЗОРА, долго не могли простить Борзыкину свое собственное неприглядное поведение. Бесконечно пережевывалась тема, что ТЕЛЕВИЗОР-де занимается не музыкой, а политической пропагандой, хотя мало было в стране таких сыгранных групп, и при внимательном прослушивании самых экстремистских песен обнаруживались нюансы, которые совершенно не вписывались в жанр политической пропаганды. Песня “Три-четыре гада”, вроде бы, антиправительственная вариация на тему евангельского сюжета о бесах, вселившихся в свиней, заканчивается в первом лице: “пойдем на дно... мы пойдем на дно”. То же и с другим их хитом перестроечной эпохи: Есть идеи, покрытые пылью, Есть – одетые в сталь, Что в них – не так уж важно. Гораздо важнее – кто за ними встал. Не говори мне о том, что он добр. Не говори мне о том, что он любит свободу, Я видел его глаза – их трудно любить. А твоя любовь – это страх. Ты боишься попасть в число неугодных, Ты знаешь: он может прогнать, он может убить. Твой папа – фашист. Мой папа – фашист. Наш папа – фашист. Не смотри на меня так... “Мой папа – фашист”, “наш папа – фашист” и в конце “не смотри на меня так” – не угроза, а нечто вроде “не бей меня”. Это я цитирую отчет о концерте памяти Башлачева в Лужниках, Марины Тимашевой и Александра Соколянского, где про Борзыкина еще сказано так: “изысканный атлет-иппохондрик... Казался бы красавцем, если бы не застывшее на лице выражение брезгливого испуга. “Зубная боль в сердце” – это о нем, закручивающем тело в судорожные пируэты и отшатывающемся от осаждающих его невидимок”. Группа ТЕЛЕВИЗОР очень хорошо показывает, в чем принципиальное отличие между демократами 80-х годов и 90-х, между эпохами Горбачева и Ельцина, то самое принципиальное отличие, которое, к сожалению, игнорирует Максим Кантор в своем романе-трактате “Учитель рисования”. В 1990-е Борзыкин отказался участвовать в крысиных гонках и конвертировать свое диссидентство в зеленую валюту. Все годы “Духовного Возрождения” прозябал где-то в стороне. Среди “населения”, а не среди “бомонда”. И оттуда передавал ехидные приветы своему бывшему учителю Гребенщикову. Песня называется двояко: “Повезло” и “Пронесло”. Прошло-то всего лет двадцать, И не надо считать морщины, Ну, зачем же вы в мудрые старцы, В настоящие вышли мужчины? Понимаю – детей кормить надо, И денег не бывает много. Но зачем же потакать стаду, Зачем же играть в Бога? А мне повезло, я недобрый, И, слава Богу, не гуру, И героический образ Не сожрал мою злую натуру, И можно не выть с волками О душе такой чуткой и тонкой, А между быками и полубогами Бездомной трусить собачонкой. И весной 2006-го Борзыкин притрусил в Дом Художника (маленький, но исключительно удобный зал) с новым составом ТЕЛЕВИЗОРА: гитарист Сергей Сивицкий и на ударных – Сергей Русанов. Честно говоря, не ожидал, что когда-нибудь в этой жизни попаду на то, что 20 лет назад называли рок-концертом. Программа жесткая и мрачная – настроением похожа на панк, только без мата, натужного фекального эпатажа, на трезвую голову и с качественными текстами. Юные лица в амфитеатре. Но хорошо знакомая полосатая куртка, в которой выходит к микрофону вокалист. И полузабытое ощущение: как бы всех не забрали. Есть дурацкое словосочетание “молодежная культура”, будто бы культура человечества обновляется каждые 10 лет как обстановка в квартире у тупого мажора, который выбрасывает стол и шкаф, потому что в глянцевом журнале написали: немодненькие. Но если в этой молодежной культуре и в самом ярком ее воплощении – рок-музыке – присутствовал какой-то смысл, он состоял именно в нон-конформизме, в стихийном сопротивлении молодых тому, что им навязывается сверху. Нередко этот мотив зашкаливал, вырождался в самопародию типа “я убрал, но не прекратил”, но, все-таки, в основе лежало здоровое, необходимое для общественного развития стремление к обновлению. Потому-то вдвойне убогое впечатление производит нынешняя “молодежность”, спускаемая из высоких кабинетов: на тебе, деточка, вот это твоя культура, глянцевый суррогат, насквозь пропитанный конформизмом. Я долго ждал, появится ли среди людей с электрогитарами, называющих себя рок-музыкантами, кто-нибудь, кто с гордостью скажет о себе: нет денег. Бросит вызов нынешней партийно-воспитательной работе: представлениям, что о человеке можно судить по количеству денег, что смысл жизни в бесконечном самоублажении. Хотел к случаю привести известное поучение Конфуция на ту же тему благородной бедности, но случайно попался текст Афзаладдина Хакани Ширвани, 12-й век: “Ты беден сам, и бедным всем иди служи, как надлежит, ведь солнце наго – а нагим одежды теплые дарит”. Нет денег на старых друзей, На водку, на портвейн, на ночные бденья, На новых знакомых – счастливых людей, Совсем нет денег. Нет денег на чистую любовь, На цветы, на романтику, на увлеченья, На ласку, на мир с тобой, Да и на грязь-то нет денег. Нет денег на гавайское солнце, На индийские храмы, на китайские стены, На тихий свой угол вдали от тусовок, На одиночество нет денег. Это факты, это не жалоба – Мир всегда принадлежал жлобам. Просто он устроен так – Кабак да зона, зона да кабак. Не дать себя укатать Спортивным штанам, ларьковым мечтам... Война здесь не нужна – Просто взять и послать этот мир на... И думать о вечном... Далеко не все в программе Борзыкина вызывает безоговорочное одобрение. Мне может не нравиться общий гностический подход к мирозданию: “эта планета для виноватых, а другого ада нет”, то есть: материальный мир – это и есть ад, а сверху, может быть, скрывается нечто иное, слабым разумом голых обезьянок непознаваемое и неназываемое. Гностики сейчас в моде (после шумной презентации одного из гностических Евангелий). Еще что не нравится у Борзыкина – нарочитая резкость отдельных формулировок. Но это его подход и его резкость, а не заказ конкурирующей фирмы. Он смотрит на наши игры в купи-продай, на наших “князей и вельмож” оттуда, откуда лица и партийности трудноразличимы. Волхвы не боятся могучих владык. Собственно, это и есть позиция настоящего рок-музыканта, позиция шамана или пророка. Я вдруг осознал, что старая песня “Папа фашист” – не столько “политика” (как эту песню всегда понимали), сколько вольный диалог с евангелистом Лукой. То место, где дьявол с гордостью сообщает, что “слава всех царств земных” предана ему (глава 4). Программа ТЕЛЕВИЗОРА – вполне кощунственная с точки зрения профессиональных священнослужителей – по сути ближе всего к религиозному искусству. Если под религией понимать не воинствующую этнографию, а отношения человека с абсолютом. Звездная пыль столбом. Нечем почти дышать. О чем задумался, Бог? Давай поговорим по душам. Я из грешных твоих сынов, Которым свобода дана. Скажи, если нет у тебя грехов, Откуда им взяться у нас? “Не убий”, если книги не лгут. Ты меня, дурака, прости. Если ты не убьешь, то тебя убьют. Так везде, от молекул до птиц... А какой в песне “Алла Борисна” роскошный выход из разухабистой пародии (ее-то, в принципе, мог бы сочинить любой, кто не боится за свое место в шоу-бизнесе), из кафе-шантана – в марш, которым слушателя впечатывают в реальность, совсем не веселую. Финальные слова: “Вот она, наша самобытность! Я вас научу патриотизму!” И сразу все становится на свои места. Погонные километры разглагольствований про какую-то особую “духовность”, которой мы отличаемся от прочих народов. Зато есть другое: “Остается то, что не продается”. Я не доктор, чтобы лечить, И меня не излечишь ты, Не осталось почти причин Для праведной хрипоты. И незачем больше гадать, Куда мы вместе идем. Там, где пасутся стада, Истина не растет. Если телефон молчит, Незачем себя винить, Ты стал немного ближе к Богу, Чем они... Илья СМИРНОВ
|