ТЕЛЕВИЗОР – это зарядка для мозгов

– Насколько вы сегодня финансово зависите от концертной деятельности?

– Какая-то степень зависимости есть. Но она достаточно зыбкая, потому что мы выбираем, куда ехать, и далеко не всегда соглашаемся. Наши музыканты работают на своих работах. Я каким-то образом умудряюсь перебиваться за счет того, что выпущено все-таки десять пластинок. И поэтому с концертами ездим туда, куда хочется и куда интересно.

– То есть, концертной зависимости у вас нет? Не возникает ситуации, когда петь не хочется, а надо – уплочено?

– Нет, у нас настолько мало концертов в последнее время, что каждый из них воспринимается с большим удовольствием – вывести себя из спячки, встряхнуться. В отличие от того периода, когда мы ездили часто. Я помню, что ненавидел концерты.

– То, что вы гастролируете в качестве человека-ансамбля – это финансово обусловлено?

– Я сам решил несколько лет назад освоить такое новое для себя занятие, попробовать. Потому что некоторые песни не укладываются в концертный репертуар ТЕЛЕВИЗОРА – там есть лиричные песни разных лет, которые довольно смешно петь всей группой. Все уже давно сделали себе акустические составы, вот и я решил сделать такой электроакустический эксперимент. С одной стороны – мне это интересно, с другой – конечно, нет определенной зависимости от группы. И мобильность появилась – даже в Израиль съездил с электроакустическими концертами.

– И как там принимали?

– Хорошо. Тель-Авив вообще цивилизованный город, в смысле – насыщенный концертными событиями. Есть там большая диаспора людей, которые помнят рок-клуб – вот, собственно, они и пришли. Клуб такой, “Зеленый попугай”, по-моему, называется, там уже кто только не играл из наших – и БГ, и Чиж. А в Иерусалиме все, конечно, камерно было, но все равно интересно как опыт. Я не думаю, что в коммерческом плане организаторам удалось что-то заработать, просто это делали люди, которым очень нравится ТЕЛЕВИЗОР, они взяли на себя все основные расходы.

– Можете кратко охарактеризовать положение дел в русском роке? Или говнороке.

– Термины-то эти – журналистские. Говнорок, мазафакеры у нас есть – отдельная волна. В целом, ситуация деградации – что называется, по всем фронтам. Но она характерна для всего российского общества. Кремль снижает планку народного понимания и сообразительности. Идея простая – всегда баранами легче управлять. И кто-то, естественно, за этим ведется, и из русского рока, и художники, и писатели такие же. Желтизна захлестнула окончательно – вот российскую журналистику, например. Нельзя критиковать власти. То, что у вас пока еще можно, у нас лет уж пять, как прошло. То есть если ты живешь в Петербурге, мэра Матвиенко не тронь, иначе сразу мягко вылетаешь из практически любой газеты. Поэтому я вам предлагаю гордиться тем, что вы еще не пошли на второй виток – и дай бог вам туда не ходить.

– Согласны ли вы с тем, что литература – это наркотик? Не страдаете литературной зависимостью?

– У меня другая болезнь – я такой воинствующий невежда. Когда-то, проучившись четыре курса на филологическом факультете университета, я вбил себе в голову мысль, что эрудиция очень часто мешает людям взаимодействовать с внешним миром на глубоком уровне. И еще, подначитавшись всякой восточной белиберды, решил, что мой мозг должен быть чист от названий, авторов, количества прочитанных книг. Видимо, был перенасыщен общением с эрудитами. Для меня получение информации из книжных источников – будь то Библия или Коран – всегда является менее интересным, чем получение этой информации из воздуха или общения с самим собой. Мне приносят периодически какие-то книги. Илья Кормильцев подарил целый набор – Лимоновых, там, Стоговых. Ну, пробегаю глазами, но меня почему-то в последнее время не потрясают книги.

– Серьезно сами заняться писательством не думали?

– Нет, думаю, что у меня не получится. Не хватит усидчивости и скрупулезности. Я все-таки сторонник кратких форм. А писать – это адский труд, и надо быть отчасти еще и бухгалтером. По-моему рассвет всего этого – девятнадцатый век, и очень трудно сравнивать себя (и в поэзии) вот с этими ребятами ушедшими. Эти вершины невозможно уже преодолеть, да и не нужно. Наверное. Найти свою краску можно, занимаясь синтетическим жанром, включающим различные компоненты.

– А как обстоят у вас дела с алкогольной зависимостью? Пьете?

– Да, периодически погружаюсь. Но это такой, в большей степени бытовой алкоголизм, пивной. Вот концерты, кстати, для того и нужны, чтобы перед ними неделю не пить, а ходить в бассейн, заниматься волейбольчиком. Иначе два с половиной часа не отпрыгаешь на сцене – сдохнешь.

– С похмельем как боретесь? Поделитесь фирменным рецептом, коли не жалко.

– А он стандартный, по крайней мере, для меня. Вечером – две таблетки аспирина – и уже хорошо. А вообще стараюсь не злоупотреблять, но получается не всегда.

– Расскажите о проекте “Красный клин”

– Это сейчас называется “проект”, а вообще-то, конечно, была просто такая идея, где-то в 89-м году – объединить свои усилия. Делать совместные концерты в разных городах, пробивать рутину. В частности, тогда мы втроем приехали в Киев – АЛИСА, ТЕЛЕВИЗОР и ДДТ. Выступали на стадионе. После чего коммунистические чиновники были в ужасе, и началась серьезная возня. Потому что в России нас уже не запрещали, а на Украине был шок. Эта идея просуществовала, к сожалению, недолго. Мы предложили еще со своей стороны помощь – свою студию звукозаписи в Питере, по тем временам хорошую. Для всех начинающих музыкантов она была самой дешевой на тот момент. Далее произошла масса событий, вроде падения рубля. И после очередного катаклизма выяснилось, что другим членам объединения неинтересно объединять усилия, потому что им самим бы выжить. Вот такая получилась ситуация – деньги разъединили всех.

– То есть рок-н-ролльное братство – это миф, каждый – сам за себя?

– С 84 по 89 годы – это не миф. Действительно многие из нас дышали одними и теми же мыслями. Вообще для революции (а это было революционное время) характерен подъем такого духа свободы, а потом происходят многолетние стагнации – видимо, такова уже историческая закономерность. И в эту стагнацию попали и мы, и каждый пошел в свою сторону. Все стали самостоятельными. Тот враг, с которым все боролись, отступил, занялся бизнесом. Пятнадцать лет ждал – сейчас снова вылез на поверхность, теперь нами же управляет.

– Не хотелось в свое время Укупнику морду набить за песню “Товарищ Сухов”?

– Нет... Укупник – это такое забавное... существо. А обижать братьев меньших некрасиво.

– Часто в жизни случалось давать и получать по морде?

– Мое детство прошло в рабочем районе Петербурга, около станции метро “Электросила”. Там что ни двор – зашел, и если не знаешь какого-нибудь Богдана из соседнего двора, то тут же получил от двадцати подростков. Довольно бандитское местечко. Конечно, приходилось и давать. Но поскольку на тот момент был животным не слишком коллективным, получал больше я. “А ты с кем?”, – спрашивали меня. А вроде как бы и ни с кем – можно и навалять.

В зрелости был рок-клубовский период, когда мы все играли в панков. А это страшно. Потому что панк по-русски – это не английские истории о том, как группа CLASH перед приходом журналистов разбивала бутылки, а после их ухода аккуратно собирала и выносила. А у нас все было по-настоящему. И соответственно, круг общения – Свинья, Скандал, Рикошет. Там без драк не обходилось. Даже помню, приезжала группа SCORPIONS – слава богу, что они приехали с тремя невероятного размера телохранителями. Потому что когда народ не пускали общаться с группой SCORPIONS, начались заводки на телохранителей. Чудом там драки не было, но было на грани. Типа – хотим общаться с музыкантами, пошли отсюда вон. А те приехали, вроде звезды. Тем не менее, они сыграли в маленьком помещеньице рок-клуба, на каких-то дурацких гитарах, но при этом прозвучали все равно отлично

– Читал, что в 86-м на “Музыкальном ринге” Пугачева защищала ТЕЛЕВИЗОР, и что это потом вырезали из программы. Было такое?

– Да она вообще тогда встала на защиту рока как явления. В зале была большая часть людей с комсомольским темным прошлым, которые пытались договориться до мысли, что все это очень мешает нам жить. “Яканье”, искренность, вообще эта самодельность – нам, мол, нужны профессиональные композиторы и авторы. А она встала и говорит: “А почему? Я вот тоже пою от своего имени. Почему вы запрещаете им “якать”? Мне вот очень понравились песни Михаила. Я бы хотела спеть одну из них – “Муха на стекле”. Я говорю: “Вообще-то я сам пою...”. Нет, говорит, вы могли бы отдать мне песню? Я сказал, что мне надо подумать. Потом кто-то ко мне подбежал, уже не помню – Артем Троицкий, что ли, и сказал: “Беги, беги за ней! Договорись! Это же пожизненная пенсия, можно сказать”. Одна песня, запроданная Алле Пугачевой – это авторские на всю жизнь.

– Вы про Аллу Борисовну песню ругательную написали...

– Сама она человек достаточно волевой и сильный. Другое дело, образ, который она представляет сейчас для музыки. Песня о том, что существует такая полуатаманша, полубуфетчица, которая и матом ругнуться может, и коня на скаку... Какое-то грубое существо – и это не то, к чему должны стремиться молодые, желающие заниматься творчеством. А она является неким лидером для большинства наших певиц и певцов – и по успеху, и по манере поведения. Вот эта хамоватость, жлобское, продавщическое начало – оно, конечно, близко русскому народу, я понимаю. Она могла в любой момент стать тоньше – и за ней бы пошли. Но не сделала этого, засела в этом образе и практически из него не выползала. Хотя широты диапазона и времени у нее хватало, чтобы сделать такой эксперимент. Пыталась с рок-музыкой заигрывать, с новой волной, но очень поверхностно. А все смотрели, открыв рот – что сделает Алла Борисовна – и в итоге появилось еще несколько сот тысяч таких аллборисовных, в окружении которых мы сейчас и живем.

– Насколько в процентном соотношении вы – мега(кило, гига)мизантроп?

– В песне, как раз и сказано, что это происходит зимой, с осени по весну. А весной, летом и в начале осени отступает. По-моему, это нормальный процесс. Я никогда не пытался себя покрасить в один цвет

– Вам не кажется, что есть некое несоответствие, между названием группы и “содержимым”? Ведь телевизор – это ящик, гадящий в мозги.

– Название возникло довольно случайно, мы просто искали слово, которое не было бы претенциозным. В 84 году кто-то брякнул – телевизор. Чтобы звучало позлее – чтобы буквы “р” были, “з”. Решили назваться телевизором, чтобы не быть вообще – КИНО там. Как-то попроще. Ящик, и ящик. А чем его наполнить... Это потом уже журналисты старались: “Окно во внутренний мир”, “восставший телевизор, который отключился от сети”, “телевизор, независимый ни от каких проводов”. Есть сотни объяснений, почему ТЕЛЕВИЗОР, напридумывали уже. Смысл можно найти в чем угодно, в частности, в чем изначально его не было. Мы искали существительное, которое было бы затаскано

– Подозреваю, что сами вы не большой любитель телевизора.

– Не, я смотрю телевизор. Пытаюсь выуживать информацию, читать между строк. Бывает, немножко зависаю на этом деле, да. У нас сейчас 99% яростной лжи идет с экранов. Русское телевидение практически все находится под Кремлем. На “Рен-ТВ” есть пару программ, где кто-то пытается что-то вякнуть, остальные за последние два года подавлены окончательно. Вот интересно смотреть – кто врет и почему. Есть еще какие-то передачи о науке, природе. Считать телевидение абсолютным злом – бессмысленно. Телевизор – это такая тренировка для мозга.

– Напоследок, такой шукшинский вопрос – есть он вообще, праздник?

– Праздник для меня – это состояние одномоментное, возникающее зачастую внезапно. Вот подготовленные праздники проходят с большим скрипом. Я, например, испытал большое удовольствие, когда в прошлый Новый год – не 31-го вышел на улицу с шампанским по нашим трем островам погулять, а 30-го. Мы вышли вдвоем с девушкой и получили громадное удовольствие, оттого что никто не хлопает, никто не празднует, оттого что все тихо, спокойно. Праздник получился, хотя мы и не планировали заранее. Всю ночь прошлялись – вот получился праздник.